Абреки Шамиля [СИ] - Юрий Иванов-Милюхин

— Совсем от рук отбился, — сокрушался по поводу среднего сына успевший пропустить не одну чапуру с чихирем Дарган. — Гутарить по казацки ишо не разучился?

— Батяка, разве родная кровь даст о себе забыть? — отбивался Захар. — В университетских аудиториях я как был терским казаком, так им и остался.

— Не женился там, в столицах? — не отставал Дарган, подмигивая захмелевшим гостям. Казаки понимающе улыбались.

— Ну как тебе сказать… — начинал подминаться средний из братьев.

— А как есть, так и скажи, Петрашка, вон, в Москве чи кацапку, чи какую–то немку уже подцепил.

Младший из сыновей косился на отца, но молчал, смущенно принимаясь теребить крылья тонкого носа.

— И у меня невеста имеется, — не отказывался Захар. — Но до помолвки дело пока не дошло.

— О как, уж о помолвке загутарил, не спросясь отца–матери, — в который раз заводился глава семейства, он был осведомлен о жизни Захара в северной столице Российской империи, но казачья привычка выставлять на показ заслуги отпрысков и собственное своеволие заставляли поднимать вопрос заново. — Ты бы прояснил ситуацию родным, кто она, какого роду–племени.

Сидящая на противоположном краю стола Софьюшка сияла счастливыми глазами, она давно одобрила выбор среднего сына учиться дальше, радовалась и за стремление его к наукам. Благо, стежкой Захара заторопился и младший из братьев Пьер, скоро год как одолевавший науки в Москве. В голове у нее неустанно строились планы о продолжении учебы Захара в Париже и о вхождении его в наследство французским замком, выкупленным на добытые в свое время сокровища. За Пьера она не беспокоилась тоже, с получением знаний тот приглядывал заодно за приобретенной у Заславских усадьбой недалеко от московского кремля. Софьюшке не давали покоя лишь Панкрат да две девки. Старший сын наотрез отказался от всяческих учеб, выбрав отцовскую дорожку, пока на этом пути ему везло, о чем говорили погоны хорунжего. А дочери Анна с Марией росли как на дрожжах, всем видом заявляя о том, что за ними скоро хвостами потянутся женихи.

— Из шведок она, батяка, в Санкт — Петербурге немцев, голландцев, шведов с финнами много, почти все они несут службу при дворе его Величества императора Николая Первого, — еще ниже опускал причесанную макушку Захар. — Отец моей невесты профессор из Стокгольмского университета, работает в России по найму.

— А вот гляньте на дурака, ишо Петр Первый разгромил шведов под Полтавой, в той битве участвовали и твои прадеды, — притворно вскидывал руками Дарган. — А ты на побежденной решил жениться. Другой нации не нашлось?

— А где ты ее найдешь, такую нацию? — со смехом подхватывали разговор станичники. — Вряд ли какая выстоит супротив России.

— Опосля татаров с монголами русский дух, вишь ты, остался не сломленный.

— А теперь и вовсе железом покрылся.

— Сынок, какая девушка тебе понравится, на той и женись, — решилась вмешаться в разговор хозяйка дома.

Станичники сбавили тон в споре, им было непривычно, что в мужские рассуждения влезает женщина, но в доме у Дагана такой порядок был заведен со дня появления в нем иноземки, хотя согласиться с этим нововведением получалось не у всех. Некоторые казаки с интересом посмотрели в ее сторону.

— А свои скурехи пущай нетоптанными ходють? — как всегда в таких случаях, решил выправить положение Дарган. — Гляди повырастали, одна краше другой, любая не прочь с нами породниться.

— На девок последние годы урожайные, — поддержал кто–то добродушный настрой хозяина, посетовал. — Не дай бог к войне, братья казаки, перед большой битвой всегда так бывало — то на мальцов дород немалый, то казачек Господь сподобит на девочек.

— В этих краях война никогда не прекращалась, еще со времен прихода сюда наших предков.

— Все одно, пора бы утихомириться бабьему приплоду, иначе от любушек деваться станет некуда.

— А посему, слава новоявленному православному казаку, сыну Панкратия Александру, — подвел черту под домыслами с пожеланиями есаул Гонтарь, соратник Даргана по военным походам.

— Слава, слава, слава!

Станичники подняли полные домашнего вина чапуры и выпили, застучали ложки по чашкам с наваристым борщем, захрустели корочки от свежевыпеченного хлеба. Когда на второе подали хорошо прожаренную баранину и казаки взялись рвать мясо руками, к другу Панкрата Николке живо обернулся секретчик Гаврилка:

— Слыхал новость с того берега Терека?

— Какую? — заинтересовался подхорунжий.

— У абрека Мусы, кровника Панкратки с его батякой, родился второй сын.

— Плохая весть, — нахмурился помощник хорунжего.

— А есть еще хуже, — не унимался урядник Гаврилка.

— Говори, — пристукнул кулаком по столу казак.

— У Кусамы, средней сестры Мусы, на свет появился тоже мальчик.

Между гостями заметно стихли разговоры, непривычная тишина заставила их повернуть головы к обсуждающим проблему сослуживцам. Народу в дом набилось много, во время больших событий ворота у станичников были на распашку для всех.

— Перекроился род убиенного Ахмет — Даргашки, у него у самого были одни девки, а теперь и пацаны пошли, — подключился к разговору Николкин сосед по лавке кашевар Ермилка. — На род нашего Даргана сразу три новых кровника.

— Не считая покалеченного Мусу и сродичей двух убитых братьев Бадаевых, у которых тоже, я слыхал, родились сыновья, — дополнил счет вымахавший в доброго казака посыльный Пантелейка. — Большая сила собирается, недаром на кордонах теперь каждый вечер стрельба.

— И русские полки все никак не разомнутся, пора бы немирных обуздывать покруче.

— Забыл про объявленный Шамилем газават? Сейчас все горцы взялись объединяться, так что, готовься к большой войне, брат казак, все только начинается.

— Вот когда полезут скопом, тогда и встретим.

— Твоя правда, брат. Отцу и сыну…

Сидевший по правое плечо от батяки, Панкрат внимательно посмотрел на станичников, затем повернулся к главе дома, собираясь что–то сказать, но Дарган уже поднимался сам, хмель с него как рукой сняло. Огладив усы, он положил правую ладонь на кинжал и громко заговорил:

— Станичники, мы помним о непобедимых воинах Александра Македонского, в честь которого мой старший сын Панкрат назвал сына уже своего, моего внука, мы слышали о походах Тамерлана — Тимура Хромого. Многие из нас принимали участие в битвах с Наполеоном. Правителей, решивших овладеть миром, было много, они разоряли государства, топили в крови целые народы, но ни один из них не справился с поставленной перед собой задачей, — он вскинул голову повыше. — Мусульмане считают себя правоверными, а нас, христиан, неверными, Шамиль тоже объявил газават всему христианскому народу. Скажу сразу, хотя Шамиль имеет духовный сан третьего имама Дагестана и Чечни, его песенка, как и других кровожадных верховодов, все равно будет спета, потому что кровью мира не завоевать.